Куприянова А.А.
АРХЕТИП ТРИКСТЕРА В РОМАНЕ К. КИЗИ «ПОЛЕТ НАД ГНЕЗДОМ КУКУШКИ» *
Аннотация:
в статье рассматривается образ Рэндла Патрика Макмерфи. Анализируется связь героя с культурным архетипом трикстера, функция смеха героя. В центре внимания – синтез карнавального, божественного и естественного начал в образе Макмерфи, выражение авторской интенции через нарративные особенности «судьбы» героя.
Ключевые слова:
репрезентация, трикстер, архетип, смеховая культура, смех
Роман К. Кизи «Полет над гнездом кукушки», опубликованный в 1962 г., сразу завоевал интерес как читательской публики, так и литературных критиков, писавших, что автор «уловил дух времени» (Гилберт Портер), «точно передал атмосферу конца 50-х – начала 60-х» (Лесли Фидлер), «талантливо выразил эпоху» (Тони Таннер) [2, с. 12]. Также исследователи отмечали особенности композиции книги и, не в последнюю очередь, оригинальность системы персонажей. Чаще других героев романа в центр внимания критиков попадал Рэндл Патрик Макмерфи, в образе которого исследователи усматривают карнавальные, божественные и естественные черты, что указывает на схожесть героя с трикстером. Цель нашей работы – проанализировать репрезентацию архетипа трикстера в образе Макмерфи и обозначить роль его смеха в романе К. Кизи «Полет над гнездом кукушки».Архетип трикстера принадлежит смеховой культуре, истоки которой находятся в ранних массовых ритуалах – карнавалах. Как отмечает М.М. Бахтин в книге «Творчество Франсуа Рабле и народная культура Средневековья и Ренессанса», карнавальный смех имеет три главные характеристики. Во-первых, смех всенароден, то есть объединяет людей на почве жизнерадостного чувства. Во-вторых, смех универсален: мир рассматривается в его целом, с хорошим и плохим, что в нем есть. В-третьих, смех – способ борьбы со всеми официальными, церковными и государственными формами и церемониалами [1, с. 17].«С течением исторического времени возрастает культурно-художественная значимость смеха, выходящего за рамки массовой и ритуализованной праздничности, смеха как неотъемлемого звена повседневности» (В.Е. Хализев). Функция смеха – обнажать правду, освобождать реальность от официальности, от сложной знаковой системы общества – при этом сохраняется. Смеющийся человек является носителем правды о мире, смех – универсальная точка зрения на действительность. С помощью смеха мир представляется по-иному, но «не менее (если не более) существенно, чем серьезность» [1, с. 78].Принимая во внимание такое отношение к феномену комического, в ХХ веке, когда для художественного воплощения абсурдной действительности потребовалось средство, с помощью которого можно было бы адекватно описать современность, целый ряд писателей обращается к смеху. Исключением не стал и К. Кизи, создавший образ героя-революционера, способного по-иному посмотреть на мир, увидеть реальность с помощью осмеяния всего и вся.Рэндл Патрик Макмерфи – пациент психиатрической лечебницы, в которую он поступает, симулируя психическое расстройство, чтобы избежать тюрьмы. Герой предстает перед читателем через внутренний монолог рассказчика, старожила лечебницы – индейца Бромдена: «Этот <…> парень <…> смеется, <…> его смех свободный и громкий <…>. Я (Бромден. – А.К.) невольно осознаю, что это первый настоящий (здесь и далее курсив наш. – А.К.) смех, который я слышу за многие годы» [3, с. 10-11]. Далее почти каждое появление Макмерфи будет сопровождаться «настоящим» смехом, что, на наш взгляд, подчеркивает естество героя в мире, где все искусственное, механизированное (см., например, описание сестры Рэтчед в романе) и, одновременно, это указывает на отделенность героя от всех официальных догм, коими в данном случае являются правила, установленные в лечебнице сестрой Рэтчед. С помощью смеха автор буквально отграничивает героя от других обитателей больницы: «Он <…> все смеется и смеется. Все в отделении – пациенты, персонал и прочие – застыли перед ним и перед его смехом» [3, с. 11]. Смех служит универсальной защитой естества Макмерфи, а позже станет одним из средств борьбы с системой. Смех героя нарушает покой всей лечебницы, и Рэндл, осознавая это, не готов отступать: «Все почувствовали себя неловко от его шуточек-прибауточек, <…> а особенно от его смеха <…>. Когда он смеется, Острые выглядят неловко. <…>. Они нервничают и дергаются в такт датчикам на контрольной панели, <…> Макмерфи заметил, что смущает их, но он не позволяет им сбить себя с темпа» [3, с. 16]. Также, смех Макмерфи – способ увидеть истину, скрытую от пациентов и персонала больницы. Так, индеец Бромден для всех глухонемой безумец, но не для Макмерфи: «Тут же подумал, что он (Макмерфи. – А.К.) смеется потому, что его ни на минуту не одурачили мои (Бромдена. – А.К.) попытки прикинуться глухонемым. Как бы старательно я ни прикидывался, он меня раскусил, и смеялся, и подмигивал мне, чтобы я это понял» [3, с. 21].Все эти особенности указывают на карнавальные истоки образа героя, на его принадлежность неофициальной культуре, дурачество: «– Меня зовут Макмерфи <…> я – рисковый дурак. – Он подмигнул и пропел пару строк из какой-то песенки: – “И где бы я ни встречал карточный стол, я выкладывал… на него… свои денежки”». [3, с. 11]. Отнесение самого себя к дуракам (части неофициальной, карнавальной культуры) и напев песенки, знакомой только Макмерфи и группе таких же людей, вытесненных официальной средой, но незнакомой пациентам лечебницы (миру официальной культуры), делают героя внесистемным элементом. Макмерфи постоянно подшучивает над пациентами лечебницы: «– Ребята, вы не выглядите такими уж тронутыми. <…>. Кто из вас претендует на то, что он – самый чокнутый? <…>. Разговор его, подмигивание, громкий голос, важная походка – все это напоминает <…> ярмарочного торговца» [3, с. 16-29]. Герой схож с участниками средневековых карнавальных представлений. Макмерфи делает настроение палат праздничным, «как на большой ярмарке», переворачивая таким образом привычный порядок вещей. Нарушение правил, «опрокидывание» реальности с ног на голову проявляется еще и в следующих двух эпизодах.Во-первых, когда Макмерфи просит изменить распорядок дня: «В пятницу должны были состояться игры чемпионата. Макмерфи хотел, чтобы все посмотрели эти игры по телику, хотя передавали их не в то время, когда обычно включают телевизор. <…>. Он спрашивает, нельзя ли будет сделать уборку <…> в “телевизионное” время <…>. Большая Сестра говорит “нет”, <…> сообщает ему, что <…> изменение обычного порядка может привести к неразберихе» [3, с. 102]. Несмотря на неудачную попытку изменить правила, это был показательный шаг, ставший началом борьбы с системой.Во-вторых, когда Макмерфи с больными и доктором отправляется на рыбалку, он также нарушает порядок. Несмотря на все препятствия, Рэндл добивается письменного разрешения на морскую прогулку, где пренебрегает правилами. Так, герой крадет лодку из порта: «Доктор медлил: – Может быть, нам подождать, пока капитан… <…>. – Что, док? <…>. Ждем, пока капитан не выйдет и не скажет нам, что тот номер телефона, который я ему дал, принадлежит одной ночлежке в Портленде? <…>, Джордж, <…> увози нас отсюда!» [3, с. 201].В финале романа, после проведения над Макмерфи лоботомии, герой сохраняет принадлежность к карнавальному миру: Бромден описывает его как «дурацкую куклу из ярмарочного балагана» [3, с. 285].Еще одна важная деталь – божественное начало в образе Макмерфи. После того, как героя впервые отправили на электрошоковую терапию, Бромден рассказывал о нем, как о мученике, готовом выдержать любые тяжбы, и продолжал распространять учение Рэндла – его шутки, являющиеся призывом к свободе: «Все подошли ближе и попросили рассказать им обо всем, что произошло. <…>. Правда ли то, что, ему (Макмерфи. – А.К.) устраивают ежедневную электрошоковую терапию, а с него – как с гуся вода <…>.Я сообщил, что все ими услышанное – чистая правда, и добавил парочку рассказов от себя. Они так хохотали над некоторыми шуточками Макмерфи насчет Большой Сестры, что двое Овощей под мокрыми простынями на стороне Хроников заухмылялись, а потом и зашлись от хохота, как будто понимали, в чем дело» [3, с. 239-240].Образ Макмерфи схож с образом Христа. Оба пытались разрушить существующий «строй»: Христос – храм Соломона, Макмерфи – привычный порядок вещей, сложившиеся устои лечебницы. Но если у Христа задуманное получилось, то у Макмерфи – нет. Также, оба обвинялись в уголовном деле: Христос – за богохульство, Макмерфи – за разбои. Рэндл делает для пациентов больницы то же самое, что Христос делает для человечества – открывает путь к возрождению личности.Интересно и то, что образ Макмерфи на протяжении всего романа связан с образом креста. Так, в психиатрической лечебнице в качестве одного из наказаний для Макмерфи избирают электрошоковую терапию, стол для которой построен в форме креста («a table, shaped, like a cross»). Когда Рэндла ведут на эту «процедуру», один из пациентов говорит: «Я умываю руки» [3, с. 227]. Эта фраза является отсылкой к словам Понтия Пилата, произнесенным перед казнью Христа: «Пилат, видя, что ничто не помогает, но смятение увеличивается, взял воды и умыл руки перед народом, и сказал: “Невиновен я в крови Праведника Сего”» (Евангелие от Матфея (27:24)). Когда Макмерфи приводят в кабинет на электрошоковую терапию, над ним совершаются действия, схожие с распятием Христа: его приковывают «к крестообразному столу (имитация распятия), на голову надевают венец из серебряных шипов (сходство с терновым венцом) и просят прикусить резиновый шланг (подобие губки с уксусом)» (М.А. Жук).В этом контексте важно, что и образ антагониста Макмерфи – сестры Рэтчед – также небезосновательно соотносится с библейским образом представителя синедриона, отправившего Христа на казнь: – Он совершает поступки, словно <…> он мученик или святой. <…>. Посмотрите на некоторые из этих даров, как их, вероятно, назовут его преданные сторонники. <…>. Как вы думаете, сколько прибыли он получил? Сколько потеряли вы?» [3, с. 216-217]. В этом случае «святость» героя преломляется под реальность Нового времени: даром от него становится свободомыслие, карой – потеря материальных благ. Рэтчед добивается своего: пациенты – пусть и временно – настроены против Макмерфи, как народ иудеев был настроен против Христа. Сам рассказчик описывает Рэндла как «нового Христа»: «Я все еще <…> думал о том, что Макмерфи – великан, сошедший с небес, чтобы спасти нас от Комбината» [3, с. 219]. Мученическая смерть Макмерфи также дает возможность соотнесения его образа с образом святого.В герое присутствуют и естественные (почти животные) черты: «Походка героя сравнивается с поступью сильных конских ног, что имплицитно добавляет ему характеристики сильного, выносливого животного» [4, с. 59]. В финале романа, когда Макмерфи нападает на сестру Рэтчед, герой снова описывается как зверь: «В нем был страх затравленного зверя, ненависть, бессилие и вызов – и, если ты когда-нибудь гнался за енотом, пумой, рысью, ты слышал этот последний крик загнанного на дерево, подстреленного и падающего вниз животного» [3, с. 282].Однако образ Макмерфи скорее репрезентация архетипа трикстера. Смех героя направлен не только на окружающую действительность, но и на самого себя (обозначение себя как дурака), смех является возможностью защитить себя от системы, сохранить здравый смысл: «Он (Макмерфи. – А.К.) знает: ты должен смеяться над тем, что тебя тревожит, просто чтобы сохранить душевное равновесие, удержать мир, чтобы он окончательно не снес тебе крышу» [3, с. 206]. К тому же, Макмерфи не просто старается противостоять системе в одиночку, но и пациентов лечебницы настраивает на борьбу, пробуждая таким образом живое, человеческое не только в себе, но и в других: «Теперь Острые захихикали, теперь они уже не чувствуют себя такими смущенными и рады, что произошло что-то, нарушающее обычный ритм» [3, с. 17]. Подобной цели служат и возмущения Макмерфи по поводу добровольного нахождения пациентов в лечебнице: «– Скажите – почему? Вы жалуетесь, целыми неделями ноете, что вам здесь противно, что не можете выносить сестру и все, что с ней связано, оказывается – вас тут никто не держит! <…>. Я просто не могу в это врубиться» [3, с. 162-163]. Несмотря на смерть героя и его «проигрыш» системе, Кизи не провозглашает безнадежность борьбы Макмерфи: Рэндл добился своего – дух свободы по крайней мере в одном человеке – Бромдене – он пробудил.Таким образом, Макмерфи представляет собой репрезентированный архетип трикстера, смех которого является рычагом влияния на пациентов лечебницы, призывом бороться с неугодной действительностью, возможностью сделать правду доступной каждому, единственно верным способом спасти себя и других от истинного безумия.
Номер журнала Вестник науки №1 (70) том 4
Ссылка для цитирования:
Куприянова А.А. АРХЕТИП ТРИКСТЕРА В РОМАНЕ К. КИЗИ «ПОЛЕТ НАД ГНЕЗДОМ КУКУШКИ» // Вестник науки №1 (70) том 4. С. 334 - 341. 2024 г. ISSN 2712-8849 // Электронный ресурс: https://www.вестник-науки.рф/article/12637 (дата обращения: 17.05.2024 г.)
Вестник науки СМИ ЭЛ № ФС 77 - 84401 © 2024. 16+